logo
logo
EN
RU
logo
 

События

 

20, 21 ноя (пт, сб)
Международная конференция
Лаб. теоретической фольклористики

Изображение и культ: сакральные образы в христианских традициях

Состоялась II Международная конференция, подготовленная в рамках НИР «Мифологические модели в евразийском фольклоре и способы их трансмиссии» Лаборатории теоретической фольклористики ШАГИ ИОН РАНХиГС и в соответствии с планом научных мероприятий факультета культурологии РГГУ.
Несмотря на то, что конференция проводилась онлайн, в ней приняли участие ученые из России, Австрии, Германии, Греции, Великобритании, Армении и США; было сделано более 40 докладов. Первая конференция проводилась в 2015 г. в РАНХиГС и вызвала большой отклик, но интерес к этой конференции был еще сильнее. Ее актуальность была обусловлена совмещением антропологического, искусствоведческого и семиотического подходов к материалу, причем особое внимание уделено интерсемиотическому переводу информации с разных языков культуры: книжного, визуального и устного.

Во вступительном слове Д.И. Антонов заметил, что сакральные образы функционируют в сложном социальном и культурном контексте и воспринимаются как полноценный субъект коммуникации, практики общения с ними связаны с визуальным образом и заложенном в нем смысле. Все это тесно переплетено, однако редко изучается вместе. Изучение роли, которое изображение играет в публичном и частном пространстве, способов и стратегий коммуникации с сакральными изображениями не может быть отделено от изучения принципов выстраивания изображения, способах кодирования и считывания информации, которые определяют взаимодействие людей с изображениями. Изображения порождают устные тексты и легенды, а легенды воздействуют на иконографию. Бытование и структура формульного языка изображения обнаруживает много схожего с бытованием и структурой устной культуры: анонимность и коллективность, вариативность и пластичность, необходимость индивидуального решения иконописца пройти «цензуру коллектива». Это подтверждает актуальность междисциплинарного подхода.

Вопрос взаимодействия изображений и фольклора был также поднят С.Ю. Неклюдовым, который заметил, что устный текст изначально не ориентирован на создание визуального образа, а изобразительная деятельность для своего означивания не апеллирует к словесным текстам. Для координации этих кодовых систем сначала необходимо найти способы моделирования пространства в вербальном тексте, не имеющем пространственного измерения и моделирования времени во «вневременном» изобразительном тексте. Вероятно разные стратегии создания мифологического образа имеют различный генезис. Изобразительность в вербальном тексте чаще всего – результат визуализации дифференциальных признаков мифологических объектов. Был поставлен вопрос о возможности возникновения мифологических мотивов в качестве пвсевдомотивации тех или иных психофизиологических ощущений и взаимоотношений «базы» (генезис модели) и «казуса» (импульс для актуализации этой модели) при создании мифологического образа. Выдвинуто предположение об изначально индексальной природе образа, который потом уступил место образу визуальному.

Связь обрядов и изображений заинтересовала В.В. Коршакова, который проанализировал взаимные клятвы на иконе в средневековом Новгороде второй половины XII – первой половины XIII вв. во время значимых социальных решений города, принимаемых без участия церковной власти. Темой нескольких докладов стали также вотивные картины и другие объекты. Л.В. Фадеева проанализировала вотивную картинку как форму повествования о чуде, обратив внимание на развитие религиозного изображения из статического в повествовательное. С.О. Зотов рассмотрел магические функции вотивных элементов в немецких Andachtsbilder.

Д.Ю. Доронин рассмотрел «тело», масти и эмоции шаманских бубнов на Алтае, которые обладают собственным (квази-)телом, (квази-)физиологией и собственным поведением. Моделирование «тела» бубна происходит с помощью нарративов, предметно и в практиках, для умножения телесности применяются умножения «глаз» и «телесные аномалии» бубна. С помощью «тела» бубна (ленты) и его физического действия (падение) также считывают его эмоции. Шаман выполняет функцию временного хозяина предмета, поэтому после его смерти возможны два типа практик для бубна: элиминации (ограждения, ритуального уничтожения, иконоклазма) или апроприации.

А.А. Троицкая проанализировала генезис и практики, связанные со знаками пилигримов. Отраженные в портретном искусстве позднесредневековой Европы, знаки паломников занимают неопределенное положение – «Между реликвией и сувениром» . Схожая тема обратила на себя внимание М.М. Каспиной, рассмотревшей практики и нарративы связанные с портретом Рыбницкого ребе, а также способы коммуникации, характеризующие его как сувенир и святыню, и выделила характерные особенности: коммуникация с портретом как с иконой, способ социальной связи с общиной, понимание нарушения запрета на наличие икон и поиски оправдания.

О.Б. Христофорова в докладе «Сантеро говорят – это Йемайя, а католическая церковь – Дева де Регла: кому поклоняются католики на Кубе?» проанализировала не только визуальное, но и контекстуальное смешение африканских и католических традиций на современной Кубе. Е.В. Новосёлова рассмотрела сосуществование христианских и традиционных символов в образе девы Марии в искусстве колониального Перу (школа Куско).

А.Д. Охоцимский обратил внимание на облака как икону пространства в мировом искусстве – они символизируют встречу сакрального и земного миров и скрепляют единство пейзажа. Облако «работает» как синтаксическая единица в рамках определенных изобразительных схем и обретает свое значение в сочетании с другими фигуративными элементами.

Социальные функции изображения были рассмотрены Л. Бережной на примере культа Почаевской иконы Божьей Матери на рубеже XIX–XX вв, который развивался в контексте национализации религии и сакрализации нации и империи. К.Н. Цимбаев также указал на политическую инструментализацию икон в праздничной культуре Российской империи и выделение икон как одного из видов «мест памяти».

На политико-правовые смыслы «Распятия» из Парижского парламента (1449 г.) обратила внимание О.И. Тогоева. Эту тему продолжил М.Р. Майзульс в докладе «Тяжба о голове св. Дионисия: изображения как аргумент в спорах о подлинности реликвий», рассмотрев средневековые «искусствоведческие» и «источниковедческие» споры в Парижском парламенте. Тема идентичности кроме того была раскрыта М.А. Роговом на материале легенды о св. Христофоре и идентичности донатора Гентского алтаря. И.В. Голубева изучила экклезии в мозаиках римских апсид XII–XIII вв. как отражение коммуникативных визуальных стратегий папской власти, а Е.А. Лапина – изображение битвы св. Георгия с конным противником на фресках церкви св. Ботольфа как отображение крестовых походов.

Изменение сюжета изображений заинтересовали Д.Д. Харман, которая рассмотрела изменения интерпретаций сюжета «Христос в доме Марфы и Марии» итальянскими, голландскими и фламандскими художниками XVI–XVII вв., вызванные полемикой между «верой» и «добрыми делами», интересом к натюрморту и к изображению жизни низших сословий. А.С. Преображенский обратил внимание на «метаморфозы и миграцию» образа Николы Отвратного и выдвинул гипотезу об изменении этого образа из-за различного воспроизведения первоначального, предположительно московского, прототипа. О.А. Кузнецова проанализировала различия в образе Цербера в русской культуре XVII–XVIII вв. а О.Ю. Кулакова отметила появление насекомых на картинах в Голландии в конце XVI – сер. XVII вв. как следствие возникновения интереса к биологии. А.В. Лазарева проанализировала секуляризацию изображения в немецких иллюстрированных листовках эпохи Тридцатилетней войны. С.В. Городилин привел аргументы в пользу гипотезы о заимствовании сюжета изображения на средневековых деньгах Ростовского княжества с иностранных монет.

Взаимоотношение иконы и пространства привлекли внимание А.М. Лидова в докладе «Икона и религиозная картина. Две разные матрицы христианского искусства?» и С.С.Аванесова «Богородица-Оранта как перформативный образ». Они подробно рассмотрели следующие вопросы: что обозначает икона в пространстве религиозного опыта, как икона организует коммуникативное пространство храма и как икона инициирует перформативное религиозное действие, преодолевая одностороннюю субъект-объектную интенциональность в отношениях изображения с реципиентом. О.А. Макридина проанализировала иконографические программы росписей соборов Тутаева (Романова-Борисоглебска). C. Antonova в докладе «“The Object Stares Back”: Pavel Florensky’s Theory of the Icon as “Energetic Symbol”» отметила высокую символичность иконы, так как икона сохраняют онтологическую связь с прототипом. A. Semoglou выступил с докладом «The icons of St. Thekla. On the origins of the liturgical tradition». Ю. Антонян представила результаты всего исследования, посвященного изобретению иконописи и практики иконопочитания в современной Армянской Апостольской Церкви. Ф.Б. Успенский и А.Ф. Литвина представили новые данные о почитании св. Феодота в семье Бориса Годунова в зеркале русской средневековой полиномии.

Особое внимание на взаимодействие текста и изображения обратила К.П. Костомарова, отметившая различные формы и функции текста и изображения двух чинов русских иконостасов. Л.С. Чаковская на примере синагоги в Рехове рассмотрела псалмы, которые украшают пространство и берут на себя функцию образа. О.В. Субботина подробно проанализировала взаимоотношение изображения гравюры «Триумф Богоматери» в парижском Часослове Жоффруа Тори 1531 года с ее текстом и историческим контекстом.

Изображения и визуальные образы в текстах были исследованы Ю.Н. Бузыкиной на материале описаний сакральных образов и икон глазами путешественника Григоровича-Барского начала XVIII. Е.С. Кравцова обратила внимание на умение проповедников направить воображение слушающих в докладе «Экфрасис и искусство памяти во францисканской традиции в 40-х гг. XIII в.». П.К. Кулагина на материале поэмы «Двенадцатилетний монашек» показала, какими средствами в монастырях усиливали и направляли благочестивое воображение, поскольку внешние визуальные стимулы расценивались как на греховные.

Организация пространства привлекла внимание Е.В.Быковой, которая по данным своих экспедиций описала особенности молельных у староверов часовенного согласия на Енисее. Т.К. Салбиев на материале программной направленности деисусной композиции Нузальского храма продемонстрировал совмещение разнонаправленных временных потоков: к спасителю и к создателю. Иконография, соотнесенная с литургией и традиционной обрядностью, выступала в роли подвижной иконы в пространстве которой оказывался богомолец.

При подведении итогов конференции «Изображение и культ: сакральные образы в христианских традициях» было предложено проводить ее каждые два года.

В.Б. Новикова